Тоска по прошлому

Общества, пережившие исторические травмы, нуждаются в анестезии и психотерапии. Эти функции часто выполняет коллективная ностальгия по старым добрым временам, например, позднесоветскому периоду развитого социализма. Тоску по приукрашенному прошлому материализовали многочисленные музеи СССР. Она не просто конвертировалась в коммерческий продукт, но и помогла переосмыслить прошлое.

Лучшие годы

Волны ностальгии стали частым феноменом ХХ века, когда происходили большие геополитические катаклизмы, мировые войны, революции, резкие социальные и технологические перемены. Ностальгия играла роль антидепрессанта, анестетика и адаптогена одновременно.

– Люди пытались найти спокойное и благополучное прошлое и спрятаться в нем, ненадолго забыться. Но это стремление человека уйти от действительности в мир иллюзий в итоге нередко помогало привыкнуть к новым условиям, адаптироваться, – отмечает доктор социологических наук Роман Абрамов.

Условным «золотым веком», референтным временем, с которым сверялась современность, в коллективном сознании стала позднесоветская эпоха, двадцатилетие с середины 1960-х по середину 1980-х.

Это время меньше ассоциировалось с историческими травмами, в отличие, например, от репрессивных 1930-х или роковых 1940-х, и больше – с относительной стабильностью для большинства населения СССР.

На деле эпоха развитого социализма, более известная как эпоха застоя, длинные семидесятые, отнюдь не была однозначной. Это время экономической стагнации, войны в Афганистане, кампаний против диссидентов (Александра Солженицына, Андрея Сахарова и других), эмиграции третьей волны.

Однако данные события затрагивали не всех и выглядели менее травматичными по контрасту с событиями очень непростых предыдущих десятилетий. Условий возникновения тоски по прошлому, как считают исследователи, три. Это неопределенность будущего, недовольство настоящим у разных социальных групп и наличие материальных свидетельств (вещей, архитектуры, изображений), соответствующих ожиданиям ностальгирующих.

Современные общества с их идеологией непрерывных инноваций и перемен при размывании традиционных систем ценностей способствуют росту ностальгии.

Тяга к прошлому, которое видится как более стабильное, понятное и обжитое, овладевает сознанием миллионов. Причем предметный мир – гигантская барахолка старых вещей – играет здесь особую роль.

Машина времени

Ностальгическая экосистема – прекрасный пример симбиоза эмоций, воспоминаний, практических действий, институтов, людей и вещей. Все они преобразуют реальность, окрашивают ее в ностальгические тона, стимулируют ностальгическое потребление.

Вещи из прекрасного далека – это и сосуды ностальгии, и психологические якоря, и талисманы, и психоделические средства. Они помогают телепортироваться в прошлое, точнее в мир иллюзий о нем, подобно машине времени.

Мода на всё советское предметно проявила себя во множестве тематических интернет-сайтов, например «Энциклопедии нашего детства», телесериалов, ресторанов советской кухни, квазисоветских товаров (тот самый чай), народных музеев и экспозиций.

Восприятие брежневской эпохи во многом определили личные воспоминания. Ностальгия охватила поколение тех, чье детство и юность совпали с длинными семидесятыми, и даже тех, кто родился на излете существования СССР.

У большинства участников движения народной музеефикации было относительно благополучное детство, что, несомненно, накладывает отпечаток на восприятие эпохи. Вещи, всё то, что окружает человека, влияют на его культурную социализацию. Это своего рода запечатление в памяти образа, который определяет дальнейшее восприятие действительности. Для части этого поколения советский мир казался странным и притягательным одновременно.

В итоге последнее советское поколение стало генератором народной музеефикации позднего «совка», которая пришлась во многом на 2009–2012 годы. И если раньше советская повседневность выглядела как бедная красками и вещами, то в этих экспозициях она более чем живописна и разнообразна.

Пространство музеев советской повседневности отчасти напоминает блошиный рынок, перенасыщенный свидетельствами эпохи – от школьных тетрадей до автомобилей.

Но создатели таких экспозиций не только реабилитировали советскую бытовую культуру. По сути, они писали неофициальную историю или, по крайней мере, противопоставляли ей свой нарратив.

Хранилища истории

Новых музеев о советской жизни немало, они могут присутствовать в реальном и виртуальном пространстве, в том числе как цифровые архивы свидетельств очевидцев. Среди наиболее интересных – музей быта советских ученых «Академгородок», столичный музей советских игровых автоматов, музей социалистического быта в Казани. Есть музей советского детства в Севастополе, Новосибирский музей СССР, музей СССР на ВДНХ, Московский музей дизайна, который представил в Манеже выставки советского дизайна и упаковки 1950–1980-х годов.

Музеефицируется профессионально и с участием волонтеров история целых районов. Так, есть музей авангарда на Шаболовке, который рассказывает об архитектуре района и его истории через личные воспоминания жителей.

Существует проект об истории Басманного района. Один из пионеров таких инициатив – сайт «Северяне» («Московский север»), созданный в 2004 году. Он позиционируется как сайт памяти Бескудниковской железной дороги.

Некоторые музеи весьма успешно капитализируют ностальгию. Например, музей советских игровых автоматов работает как ресторан, сувенирная лавка, точка притяжения туристов, пространство взаимодействия родителей с детьми, лекционная площадка.

В народных проектах репрезентация советского мира выдержана в духе идиллии или утопии. Создатели музеев предлагают приобщиться к доброму старому времени, совершить путешествие в мир положительных эмоций.

Проект «Энциклопедия нашего детства» обещает «возвращение в волшебный мир, где царили мороженое в стаканчике и уроки физры, крепкая дружба и дефицитная жвачка».

Создатели пишут: «Помните запах разбавленного спиртом фломастера и пионерского галстука под утюгом, вкус газировки за три копейки и холодной столовской котлеты? Значит, вы тоже из этого мира!» Главное намерение кураторов проектов – не фактуализация прошлого, а ностальгическая мифологизация.

По сути, это музеи аффекта, провоцирующие сильные психологические и физиологические реакции. Причем телесность играет существенную роль.

Материальный мир советского заставляет посетителей участвовать в реконструкции реалий того времени: переодеваться в винтажные костюмы, танцевать твист, отдавать пионерский салют, тестировать советские игровые автоматы.

– Этот способ взаимодействия, несомненно, отражает установку современных музеев на интерактивность. Но в то же время за ним нередко следует и переключение мировоззрения. Есть риск, что материализованный советский спектакль захочется продолжать за рамками музея, совершенно забыв о травмах той эпохи, – считает социолог.

Механизм аффекта оправданно задействуют и музеи, посвященные самым трагическим событиям истории ХХ века: войнам, репрессиям. Эмоциональная реакция соединяется с интеллектуальной, культурной и физиологической. Таков музей истории ГУЛАГа. И экспонаты, и организация музейного пространства оказывают сильное (до слез и дрожи) воздействие на зрителей. Его эффект гораздо мощней, чем у сухих фактов о том, сколько людей были уничтожены в сталинскую эпоху.

Бытовые тяготы

В 1990-е брежневский период советской истории трактовался как время стагнации, разложения коммунистической идеологии и системы управления. Во второй половине 2000-х эта эпоха представала в массовом сознании уже в другом свете. Появился запрос на ностальгию.

Он был вызван неудовлетворенностью результатами рыночных реформ и экзистенциальными потребностями – обретения ценностной почвы под ногами. Ею и стало идеализированное прошлое, некий штиль на фоне частых штормов: дестабилизации труда, резкой смены социальных ролей, экономических кризисов.

Однако ностальгия не была всеобщей. Не все социальные группы тосковали по приукрашенному прошлому. Тяга к нему, скорее, проявлялась у тех, кто не был вовлечен в повседневность позднего советского времени, особенно в регионах и малых городах, которые переживали тотальный дефицит.

Обычных людей – инженеров на заводе, мастеров в цеху, квалифицированных рабочих, доярок, водителей – по-видимому, чаще беспокоило не ограничение свободы слова, а бытовые тяготы, например, отсутствие товаров. Нужно готовить ребенка в школу, а формы, ботинок, рубашки в продаже нет. Их требовалось искать. Каждое бытовое действие сопровождалось гигантскими затратами сил, что было довольно странно для технически развитой страны, запускавшей космические корабли.

По ту сторону мифа

Жителям крупных городов, гуманитарной или технической интеллигенции часто не хватало интеллектуальной свободы, «воздуха» чтения (многое было запрещено), поездок за границу (культурного отдыха). Это были квазипотребительские и гражданские ожидания.

У этой прослойки ностальгия проявляется меньше. Они даже немного удивляются этому интересу к советскому дизайну. Ведь в свое время люди мечтали о том, что они купят не радиоприемник «Океан», а какой-нибудь Philips или Grundig.

Все эти бытовые ожидания и трудности были характерны для родителей, а дети и подростки воспринимали то время с неким романтизмом. Они гоняли на велосипедах, носили ключи от дома на шее, играли в казаков-разбойников и были счастливы. Казалось, что впереди, за поворотом, их ждет прекрасное далеко. Но этот миф внезапно умер.

Старт рефлексии

Ностальгия позднесоветских поколений по периоду застоя способствовала рефлексии, более взвешенному осмыслению той эпохи. В середине 2000-х произошел резонанс. О прошлом размышляли самые обычные люди. Сначала в многочисленных сообществах, затем в блогах, на сайтах. Вместе с тем ностальгией всерьез заинтересовался академический мир.

В начале 2000-х исследования ностальгии были в основном на Западе. Ряд работ вышел у российско-американского историка культуры, антрополога Сергея Ушакина. Довольно много было посвящено феномену остальгии в Германии (нем. Ostalgie от Ost – «восток». – Прим. ред.), тоски по бывшей ГДР. Это пример самой ранней тяги к ушедшему социалистическому прошлому, как к затонувшему «Титанику».

В России поначалу выходили скорее журналистские материалы, особенно вокруг ностальгического потребления, например, открытия ресторанов в советском духе, использования квазисоветских брендов. Стало очевидно, что идет волна материализации ностальгии.

Но она началась за три-четыре года до этого, когда люди разных профессий вдруг по собственной воле решили собирать вещи и открывать в приобретенных для других целей домах, квартирах и гаражах музеи, посвященные СССР, и демонстрировать свои коллекции. Развивалась народная музеефикация.

Аналитический взгляд

Очень долго рассуждения на тему застоя сводились к тому, что была плановая экономика, нерациональный Госплан. Сейчас ряд исследователей занимаются изучением советской экономики, реформ, выясняют, почему и как действовало «нефтяное проклятье» и прочее.

Ясно, что простая стигматизация в духе «период застоя» ничего не дает в исследовательском смысле. Нужен глубокий всесторонний анализ. Общество стало воспринимать позднесоветское время как комплексный, многослойный, составленный из историй разных социальных групп период, а не только как историю, в которой действовали старцы из Политбюро, трудно было достать колбасу, но люди были счастливы, потому что существовала стабильность.

Наконец, формируется аналитический взгляд на прошлое. А у молодых людей тем временем стало модно тосковать по 90-м.

В 2018 году «Левада-центр» (некоммерческая организация, выполняющая функции иностранного агента. – Прим. ред.) провел масштабный опрос и выяснил, что число россиян, которые сожалеют о распаде СССР, достигло максимума за последние десять лет.

Согласно исследованию, по Советскому Союзу скучают 66% граждан РФ, при этом в 2017 году такую позицию выражали 58% опрошенных. В течение десятилетия этот показатель не поднимался выше 61%. Между тем самый высокий процент тоскующих по СССР наблюдался в 2000 году – 75%.

Из числа опрошенных 60% уверены, что власти могли избежать распада страны. Большинство сожалеющих об этих исторических событиях – люди старше 55 лет. Однако рост таких настроений наблюдается и среди молодых людей в возрасте 18–24 лет.

Среди причин, по которым россияне тоскуют по Советскому Союзу, названы разрушение экономической системы, потеря чувства принадлежности к великой державе, а также рост взаимного недоверия и ожесточенности.

В свою очередь, как выяснили социологи Федерального научно-исследовательского социологического центра РАН, от 50% до 69% опрошенных считают, что во времена Советского Союза были идеалы, люди испытывали друг к другу доверие, в стране царили дисциплина и порядок, промышленность была мощной. Отмечались также социальная защищенность граждан, успехи в образовании, науке, технике и искусстве, любовь людей к Родине и гордость за нее.

Для молодежи, не соприкасавшейся с советской действительностью, СССР – это ушедшие в глубину прошлого идеальные Атлантида или град Китеж.

При этом социальные и экономические причины краха СССР серьезно не обсуждаются, причины сводятся к внешнему заговору и предательству элит. На молодежь также влияет ностальгия старшего поколения, из памяти которого отпуск в Крыму вытеснил очереди за мясом и одеждой. Но это лишь тоска по идеалу, которая не сопровождается тягой к реальным действиям.

По материалам iq.hse.ru, vedomosti.ru, rg.ru

Фото с сайта zen.yandex.ru