Тайны следствия Андрея Святненко

Избирательные комиссии во время выборных кампаний привлекают для проверки подписных листов государственных экспертов, имеющих допуск на производство почерковедческих экспертиз. О том, где готовят таких специалистов, можно ли подделать чужую подпись и обмануть эксперта, а также почему подпись из указания фамилии и имени превратилась в простой росчерк, рассказал в интервью газете «Право выбора» начальник отдела криминалистических экспертиз экспертно-криминалистического центра (ЭКЦ) Главного управления МВД России по Иркутской области подполковник полиции Андрей Святненко.

– Андрей Викторович, как становятся экспертами-криминалистами? Это мечта детства, влияние родственников?

– По-разному. Порой и стечение обстоятельств. Я по первому образованию военный летчик. Окончил Балашовское высшее военное авиационное училище летчиков (Саратовская область) в 1994 году. Распределился в Иркутск. Если помните, очень сложное было время в стране. Я служил в дальней авиации, летал на транспортных самолетах Ан-24, Ан-26. Начал переучиваться на Ил-18. Но в 1996 году по вооруженным силам пошло массовое сокращение, особенно не повезло молодым офицерам, в числе многих я тоже был сокращен. Куда податься, чем заниматься? Не понятно. Работы нет. Два года «искал себя». Уехал в Белоруссию, потом вернулся в Россию.

Пропуск в криминалисты

– И как вы оказались в рядах криминалистов?

– Снова подвернулась государственная служба, поменял вооруженные силы на министерство внутренних дел. К службе был привычен, тяготы и лишения переносил, табельным оружием пользоваться умел. Предложили устроиться в ОВД по Нижнеилимскому району. Начал работать в штабе, но чувствовал, что не мое. Узнал, что есть такая экспертная служба, поинтересовался, чем занимаются эксперты, и понял – это то, что надо. Тогда главным «пропуском» в эксперты было умение фотографировать, а я с фотоаппаратом был на ты со школьных лет. Воспользовался первой же возможностью и в ноябре 1998 года был назначен на должность эксперта-криминалиста.

– В чем заключалась работа начинающего эксперта?

– Основная задача – выезд на место происшествия, фотографирование обстановки, поиск следов преступника. Было очень интересно. В конце 1990-х стала массово внедряться компьютерная техника, развивался интернет. Настоящим прорывом в работе экспертов стало внедрение системы АДИС (автоматизированная дактилоскопическая информационно-поисковая система), которая обеспечивала автоматический поиск отпечатков пальцев рук преступников. У нас в отделе она появилась в 2000 году. Я даже специально ездил на обучение к разработчику в город Миасс Челябинской области. Работая с этой программой, иногда чувствовал себя волшебником: привез с места происшествия «немого свидетеля» – след пальца руки, поколдовал немного и вуаля –  есть фамилия, имя, отчество, дата рождения и адрес проживания преступника. Можно отправлять группу задержания на выезд.

– О, почти как нам показывают в современных детективных сериалах. Кстати, какие вы эмоции испытываете, когда в фильмах видите, как показывают работу криминалистов?

– В сериалах «ФЭС» и «След» – фантазия, зрителю показывают только конечный результат. Я такие сериалы не смотрю. Для обывателя, возможно, картинка красивая, но профессионалы понимают, что всё не так происходит. Приближенной к реальности была показана работа криминалиста в сериале «Тайны следствия». А так и без сериалов хватает детективных историй. Вот из моей практики, например. Было это лет пятнадцать назад. Поступило сообщение о разбойном нападении на пожилую женщину в квартире. То ли преступник увидел, как она сняла деньги в банке, то ли заметил наличные в кошельке, когда она расплачивалась в магазине, в итоге злоумышленник проследил за ней до квартиры и ограбил. Хорошо, что здоровью особо не навредил. Преступление серьезное, вдобавок ко всему потерпевшей была бывший заместитель прокурора района, уважаемый и авторитетный человек. Привлекли все наружные наряды. Я поехал в составе следственно-оперативной группы на осмотр места происшествия. Приехали, а до нас там побывали и сотрудники патрульно-постовой службы, и ответственный от руководства отдела. Думаю: «Ну, следов я тут никаких уже не найду, всё затоптали». Начал осматривать и в числе прочего изъял три следа пальцев рук с дверного звонка. Надежда на них была минимальная, так как наша группа приехала на место не первой, я думал, что все эти следы оставлены сотрудниками. Вернувшись в отдел, я взял отпечатки пальцев у всех, кто был в тот день на квартире, и начал проверять следы. Первый след – сотрудника, второй след – сотрудника, третий след – чужой! Это была удача, появился шанс найти преступника. А в это время оперативники и наружные службы искали информацию по городу, опрашивали потенциальных свидетелей. Всё безрезультатно. Просмотр с потерпевшей фотоучета ранее судимых лиц тоже не дал результата. Я занес след в базу данных АДИС. Час поисков по базе – и готов рекомендательный список, а в нем с девяностопроцентной вероятностью совпадение с одним лицом. Я передал информацию в уголовный розыск. На следующее утро узнал, что человек задержан, дал признательные показания и у него изъята часть похищенных денег. Этот случай наша потерпевшая, бывший заместитель прокурора, даже описала в мемуарах «Записки прокурора».

«Обмани, если сможешь»

– Вы один из ведущих в регионе экспертов-почерковедов. А вы в детстве подделывали подпись учительницы в дневнике?

– Да, было дело. Причем даже сейчас могу воспроизвести. (Андрей Викторович взял ручку и с легкостью нарисовал подпись.)

– А говорят, что невозможно подделать подпись другого человека…

– Чем сложнее подпись, тем труднее ее подделать. Ведь нужно воспроизвести буквы, штрихи с учетом письменно-двигательного навыка подражаемого лица. Часто бывает, что подражать пытаются без подготовки. Такие подделки эксперт выявит всегда. Если человек поставит перед собой цель воспроизвести чью-то подпись, потратит много времени на выработку навыка, скорее всего, у него это получится. В этом случае эксперт может оказаться бессилен. Классический пример, когда на предприятиях, в разных компаниях главный бухгалтер умеет поставить подпись за директора.

– Можно научиться менять почерк? Я вспоминаю рассказы о вожде мирового пролетариата, который, чтобы обмануть жандармов, читавших переписку, изменял свой почерк… Такое вообще возможно?

– Да, люди пытаются менять свой почерк, чтобы, как они думают, их не узнали. Но изменяют один-два общих признака и пару броских частных признаков. Когда такие записи анализирует почерковед, он видит, какие элементы были изменены. Кстати, попытки изменить почерк очень хорошо видны в подписных листах, которые представляют кандидаты на выборах. Мы на одной крупной кампании проверяли подписные листы и видели, как одним человеком выполнялись записи за разных граждан, как раз была попытка изменить почерк.

От подписи к росписи

– Мы много пользуемся компьютерами, пишем сообщения в смартфонах, почти ушли от ручек и бумажек… От этого почерк у людей сильно изменился?

– Наверное, нет. Письменно-двигательный навык, который формируется в школе, закрепляется в университете, сохраняется и меняется совсем незначительно с возрастом и отсутствием регулярного письма. А вот что касается самой подписи гражданина, то тут многое изменилось. Что такое подпись? Подпись – это запись, удостоверяющая личность. А у любой личности есть фамилия, имя, отчество. Если посмотреть подписи в документах девятнадцатого – начала двадцатого века, то увидим, что они содержали полные записи фамилии, имени, отчества. Такие подписи были в прямом смысле индивидуальны, содержали много письменных знаков и были очень хорошо защищены от подделки. Где-то с пятидесятых годов прошлого века ситуация меняется. Люди перестают полностью указывать в подписи даже свою фамилию. Посмотрите на то, какие подписи у ваших коллег. Зачастую это две-три буквы и росчерк. Но мы и по таким подписям проводим экспертизы, работаем, хоть они и малоинформативны.

– Это какие-то психологические изменения, что люди перестали расписываться полностью?

– Наверное, это влияние прогресса и ускорение темпа жизни. Люди подписывают огромное количество бумаг и, чтобы делать это побыстрее, стали упрощать, сокращать свою подпись.

– А правда, что на изучение одной строчки в подписном листе уходит до полутора часов?

– В подписном листе нет. Здесь применяется другая методика. А вот при классической идентификации по-разному. Всё зависит от почерка. Если он с большим количеством индивидуальных признаков, то достаточно нескольких минут. Если индивидуальных признаков мало, так называемый «школьный почерк», бывает, сидишь несколько часов, изучаешь, сравниваешь. Потом отвлекаешься, переключаешься на другое занятие, затем возвращаешься снова. Порой для формирования вывода требуется несколько дней, а случается, что и не удается установить определенно, этот человек выполнил запись, подпись или другой.

– Вы, анализируя почерк, можете выявить какие-то характеристики личности?

– Нет. Но я слышал, что исследование почерка для оценки характеристик личности становится востребованным при приеме на работу, назначении на какие-либо ключевые должности. Возможно, в перспективе это станет и частью экспертизы, например психолого-почерковедческой.

Школа эксперта

– Давайте вернемся к вашей биографии. Где вы учились на эксперта-криминалиста?

– Раньше основная масса криминалистов, в том числе и я, учились самостоятельно. Чтобы назначили на должность, нужно было уже иметь высшее образование. Затем пройти дополнительную специальную подготовку по каждому виду экспертиз, которую получали через учебные сборы, курсы повышения квалификации и т.д. Я самостоятельно изучал материал, сам писал учебные экспертизы, ездил сдавать экзамены и получал допуск. Сейчас такое уже невозможно, каждый криминалист проходит подготовку по программе дополнительного профессионального образования только в аккредитованных вузах. Курсы повышения квалификации для криминалистов организованы на базе Восточно-Сибирского института МВД России. Когда я начинал работать в милиции, такого направления в этом вузе не было. Криминалистом можно стать и очно, поступив после окончания школы в один из вузов МВД России в Москве или в Волгограде. Там в качестве базы дается юридическое образование и потом, пройдя специализацию, курсанты получают еще семь криминалистических допусков.

– По какому числу направлений вы лично можете делать экспертизы?

– По шести. У меня, к сожалению, нет седьмого допуска – портретной экспертизы. Специалисты этого направления раньше были мало востребованы. Зато сейчас, когда много информации о преступлении попадает через камеры видеонаблюдения, к ним всё чаще обращаются для идентификации людей по фото- и видеоизображению.

– В каком году вы стали работать в Иркутске?

– В Иркутск я снова переехал в 2011 году.

– Пошли работать к областным коллегам-криминалистам?

– Не совсем. Я работал начальником экспертно-криминалистического отделения в ОП-6 по Куйбышевскому району.

– Сложно было вливаться в коллектив?

– Нет. В Железногорске-Илимском я работал старшим экспертом группы, регулярно приезжал в Иркутск с отчетами, познакомился со многими коллегами. Работа в Иркутске была та же, ну разве что нагрузка только больше.

– Вы тоже, как и мы, живете на работе?

– Не всегда. Конечно, есть ненормированный рабочий день, и могут вызвать в любое время, но такое происходит не постоянно. К примеру, в прошлом году летом мы с коллегой провели два полных выходных в облизбиркоме, чтобы успеть в установленные сроки проверить подписные листы кандидатов в губернаторы.

– Ну да, вечеровали с нами в рабочие и выходные дни.

– Всё по закону, если есть потребность в экспертизе, нас направляют для проверки. Служба такая. Если же вернуться к вопросу о переработке, то сейчас у меня в отделе сложная ситуация: командировки, больничные. А надо сделать двенадцать экспертиз к определенным срокам, уголовные дела ждать не могут. Приходится задерживаться.

Проверка раритетов

– Какая экспертиза самая интересная, на ваш взгляд? Или некорректно так спрашивать?

– Каждая по-своему интересна. Удовлетворение получаешь, когда удается провести идентификацию следа или объекта. Заключение эксперта – это же доказательство. Когда оно помогает установить объективную истину по делу, конечно, это радует.

– Было у вас на экспертизе какое-то раритетное оружие?

– Да, было, например, недавно поступал на исследование салонный малокалиберный пистолет. В интернете прочитали, что он использовался в начале двадцатого века в салонах (аналоги современных клубов) для развлекательной стрельбы. А в основном на исследование поступает охотничье оружие, у нас же край охотников. Очень редко встречается что-то оставшееся с Гражданской или Великой Отечественной войны. Интересно было посмотреть на оружие, которое исследовалось в экспертно-криминалистическом центре МВД России в Москве. Я там был в командировке в 2019 году, работали с большим количеством оружия.

– А что случилось? Где так много оружия обнаружили?

– Изъяли у какого-то коллекционера, который несовсем законно его собирал. Я помогал проводить экспертизу иностранного оружия Первой мировой войны, которое реально использовалось в боевых действиях. Когда такие вещи берешь в руки, то возникает определенное ощущение… Понимаешь, что вот с ним шли в атаку, стреляли, убивали. Можно сказать, чувствуешь историю.

Лучше только горы

– Видно, что работе вы отдаете много сил, а как отдыхаете? У вас есть хобби?

– Увлекаюсь фотографией. Здесь переплелись работа и хобби. Переход от обычной «мокрой» печати к цифровой фотографии буквально перевернул и нашу работу. Раньше эксперт, сделав фотосъемку на месте происшествия, проявлял пленку, печатал фотографии, сушил, обрезал, вклеивал. Качество фотографий не всегда получалось хорошим, так как параметры съемки настраивались вручную. Сейчас ты сразу видишь, удачно снял или нет, отражены ли все важные детали. Еще в последние годы моим большим увлечением стал горный туризм. Ходим с коллегами в походы на Хамар-Дабан, в Саяны.

– Наверное, есть и непростые маршруты. Мунку-Сардык?

– Мунку-Сардык – да! В этом году четвертый раз там побывал. А в 2019 году совершил восхождение на западную вершину Эльбруса, 5642 метра.

– Долго готовились?

– Три месяца. Лыжи, велосипед, бег. Но, наверное, не так упорно, как надо было. Поднимались тяжело, но ничего, взошли. Там на Эльбрусе хорошая инфраструктура, всё продумано для акклиматизации при подъеме на такую большую высоту. Горы – это супер!

– Верите в удачу или вы сторонник того, что человек сам кузнец своего успеха?

– Верю в удачу, а еще в компетенцию и профессионализм.

– Если бы была возможность что-то изменить, прожить заново, то вы…

– Возможно, после окончания училища продолжил бы учебу в академии Жуковского на летчика-исследователя, тем более что подобное приглашение я получил и отказался. Так хотелось уже работать, летать, а не учиться.

– Я знаю, многим летчикам, оставившим профессию, снится небо, полеты. А вы во сне летаете?

– Уже нет. Но наяву всегда слежу за всеми авиационными событиями, анализирую причины авиационных происшествий, исходя из тех данных, что становятся доступны через СМИ. Примеряю ситуацию на себя, как бы я поступил, если бы оказался на месте летчика.

– Вы оказываете содействие избиркомам на выборах, проверяете подписные листы, а сами ходите голосовать?

– Да, конечно.

– Помните, когда впервые голосовали?

– Это было еще в училище. Там военный порядок, водили голосовать строем.

– Родные у вас ходят на выборы?

– Обязательно! Если не хотят, то я их убеждаю, иногда даже заставляю.

Беседовала Алена Сабирова

Фото из архива А. Святненко